Почему для описания душевной жизни стоит использовать психологические термины, а не физиологические?
Сейчас нейронауки развиваются как никогда широко и быстро. Описание человека исключительно через процессы в мозгу — вещь уже привычная, хотя порой вводящая в заблуждение. Мы говорим о возбуждении, торможении, чтобы охарактеризовать свою работоспособность, называем испуг «активацией амигдалы», читаем книги про «обман своего мозга», думаем о чувстве близости как о выбросе окситоцина. Даже в психологической литературе рассказ о важных душевных процессах ограничивается порой указанием на телесные проявления, которые при этом происходят. Невольно задаёшься вопросами вроде «Я доверяю любимому человеку из-за наполнившего меня окситоцина, или он наполнил меня впоследствии появившегося доверия?» В чём первопричина? И так ли это важно, например, для психотерапевта; какие новые сведения о клиенте он при этом обретает?
В любом случае есть множество ситуаций, где чистый «нейродискурс» более чем уместен. Но вряд ли это ситуации обычного человеческого общения, или не такие уж и обычные встречи «клиент-аналитик», «клиент-психотерапевт».